В конечном итоге мы договорились, что в этот раз едем в СССР вместе. Едем как представители фонда, который весьма заинтересован в научных разработках советских институтов.
Еще через неделю приехал Том Снайл, и ему я с легким сердцем поручил руководство фондом. Он был волен набирать персонал, разработать документацию и решить еще тысячу вопросов, которые всегда кажутся поначалу неочевидными, но всегда оказываются обязательными.
После утомительных переговоров о личном вознаграждении Том развернулся с истинной англо-саксонской основательностью: он купил целое здание, разместил в газетах объявления о найме на работу, приобрел оргтехнику. Его помощник – Сэм Фишер, которого он притащил с собой и навязал нам – мотался по стране, как сумасшедший лось: сегодня он был в Бостоне, завтра в Сиэтле, а послезавтра в Далласе покупал билет до Кливленда. Понаблюдав за ними несколько дней, я понял, что мое вмешательство на текущем этапе будет только мешать.
Но внимания потребовал сам Снайл. Как-то раз он пришел ранним утром и спросил:
— А что у нас с аудиторами?
А у нас ничего не было с аудиторами – бухгалтерию клиентов вели несколько, почти полтора десятка, мелких фирм, переписку с ними вели наши девчонки, фонд только что создался…
— Ничего, — пожал я плечами. — Мы же не американская компания. А на Вануату наши декларации никого не интересуют. Плати ежегодную пошлину и будь хоть самым жирным фондом на свете.
— Так дело не пойдет, — возразил Том. — Если мы рассчитываем заниматься серьезным бизнесом, нам нужны будут аудиторы.
— Что ты предлагаешь?
— KPMG, Deloitte, Price Waterhouse, Сoopers и Lybrand, Ernst и Young? — он с безразличным видом перечислил представителей “Большой пятерки”. — Выбирай. Они все профессиональны и безупречны.
Я улыбнулся – это сейчас их имена безупречны, еще не было скандалов с Enron, WorldCom, Satyam Computer Services. Не было еще сказано замечательных слов по поводу Lehman Brothers: “за уровень кредитной задолженности банка отвечает его менеджмент, а не аудитор”.
PW скоро должны были объединиться с СL и стать крупнейшим аудитором, контролирующим четырех из каждых пяти компаний из списка пятисот крупнейших в мире. Кто контролировал эту частную непубличную английскую контору? Кто держал руку на пульсе крупнейшего бизнеса и знал все схемы, методы и приемы – законные и не очень? Не хотелось мне связываться с этим монстром – если они получат команду “фас”, всем моим хитростям быстро настанет карачун. А в том, что при необходимости они легко организуют нужную нашим врагам утечку информации – я не сомневался ни секунды.
Примерно такого же мнения я был и об Эрнсте с Янгом – тоже мутная контора с неясным происхождением и тоже английская. Нет, с ребятами из Сити мне связываться вообще не резон пока, тем более, доверять им часть своего бизнеса – пусть и самую официальную.
Оставались швейцарцы KPMG и “родные” Делойт из Нью-Йорка. Последние, кстати, вроде бы не участвовали во всех этих аферах с Энроном и ему подобными.
— Давай сделаем вот как, — предложил я: – Остановимся на Делойт. Заключи с ними договор и создавай агентство, которое войдет в их партнерство. В нем должны сидеть наши люди и заниматься только нашими делами. И наверх от них должна идти только та информация, которую мы с тобой одобрим.
— К чему такие сложности? Тысячи крупных компаний работают с ними и у всех все хорошо.
— А я, Том, параноик. Я им не верю. И не хочу делиться ни с кем своими технологиями. Сегодня их знаю я, завтра Делойт, послезавтра использует вся Америка. Увольте. Этого не будет. Да и разве плохо иметь карманного аудитора? Мне нравится идея.
— А я ее не понимаю, — настаивал Снайл. — Объясни!
Я встал из-за стола, подошел к нему сзади, приобнял за плечи:
— Том, дружище, иногда в нашей работе появляются моменты, о которых нельзя говорить даже любимым собакам. А ты хочешь пустить в эту сферу посторонних людей.
— Разве нам есть, что скрывать? У нас же честный бизнес?
Что я должен был ему ответить?
— Честный, Том, и временами прозрачный. Но не стеклянный. Чуть позже я тебе все покажу и расскажу, — пообещал я. — А сейчас займись аудиторами, раз уж нашел в них необходимость. О'кей?
— Сардж, я буду с тобой честен ровно до тех пор, пока ты будешь честен со мной. Если есть в нашей деятельности что-то криминальное, незаконное, лучше скажи сейчас.
— Том, не выкручивай мне руки. Вся наша деятельность абсолютно законна, — соврал я. — Мы платим налоги, не воруем, не торгуем наркотиками и даже оружием. Все чисто. Но я не люблю быть прозрачным. Не их это дело. Работай иди.
— Хорошо, Сардж, я тебе верю, — сказал Снайл таким голосом, что мне стало ясно, что верить-то он верит, но проверять все станет с трехкратным усердием. Ну и хорошо. Если что и нароет – я узнаю об этом первым.
А потом навалились другие заботы.
Горбачев уже уехал в Москву, обнадежив американский народ сокращением ракетных вооружений и испугав советский поднятыми перед Ронни Рейганом руками. Мы с Захаром, обзаведясь верительными грамотами, дипломами и визитками, собрались ехать следом за Генеральным секретарем.
Две недели до и после Нового Года у нас оказывались почти свободными – рынок едва шевелился, все готовились к Рождеству, а провести их в России – среди снега и мороза – уже несколько лет было нашей самой большой мечтой. Правда, сразу после Нового Года ожидалось принятие Канадско-американского соглашения о свободной торговле, с чем некоторые аналитики связывали возможный рост биржевых индексов, но я знал, что ничего подобного не случится – не та страна Канада, чтобы можно было ожидать серьезного влияния на местный рынок.