Захар поведал мне по дороге, что коммуна – так называлось мелкая административная территория в Италии – Тироло расположилась у подножия знаменитого на весь мир древнего замка Тироль, в котором иногда бывала та самая “безобразная” герцогиня – Маргарита Маульташ – самая уродливая женщина в истории, которой посвятил один из своих исторических романов Лион Фейхтвангер. В окрестностях Мерано, сказал мне Майцев, был еще один замок – Траутмансдорф, поновее и симпатичнее, окруженный ухоженным парком, но его я в тот раз не увидел – он стоял ровно в противоположной стороне от Тироло.
— Здравствуй, Зак, — голос герра Бильфингера напомнил мне треск разрываемой ткани. — Ты пунктуален как мои баварские предки!
— Гутен таг, герр Бильфингер, я привез вам моего друга. Его зовут Сардж, Сергей. — Захар протянул хозяину руку. — А это его телохранитель, Алекс.
Мы с Алексом остановились, чуть не дойдя до крыльца.
Я смотрел вокруг, и от навалившейся на меня красоты захватывало дух. Погода выдалась солнечная, около десяти градусов, что для начала марта здесь было нормой. Звенел чистый воздух, чирикали какие-то птицы, а вокруг были горы – величественные и древние, у подножия которых рассыпались многочисленные деревеньки, полные строений, многие из которых легко могли похвастаться тремя-пятью веками истории.
Что-то подобное я видел давно в детстве на Алтае, но там все было каким-то неухоженным, полузаброшенным и неразвитым, с поражавшими воображение размерами – одна Катунь чего стоила! Здесь же все было компактным: вот большая гора, вот долина, вот река, вот деревня и церковь в ней – словно сделанным специально для ублажения взгляда, блестело чистотой и выглядело как рекламный проспект, да, наверное, им и было – целая горная страна, занятая только обслуживанием туризма. Все остальное – ровные зеленые участки посевов, аккуратные домики, небольшие отары овечек, многочисленные мостики через ручей – все это только масштабный антураж, более предназначенный для дорогих гостей, чем реально привносящий что-то в экономику края.
— Вы где остановились, мальчики?
— Как и в прошлый раз – в отеле Стефанхоф, других приличных мест я здесь не знаю, — развел руками Майцев. — К тому же с тамошнего балкончика прекрасно видно всю долину до самого Сан-Джорджио!
— Хороший отель, — одобрил его решение Уолтер. — И у меня там небольшая доля. Правильный выбор. Проходите.
Он посторонился, пропуская нас в дом, увитый по одной из сторон голой виноградной лозой.
Мы чинно уселись за столом, на котором стояла бутылка местного белого вина “Lanticlarus” в окружении нескольких сортов хлеба – хрустящий шуттельброт, сладкий и с семенами укропа, на узорчатой тарелке лежал сыр разного вида и происхождения: из коровьего молока и из козьего, дырявый, белый, с плесенью, но непременно ароматный, с какими-то пробуждающими зверский аппетит добавками, травками и зернами. Неожиданная для этих мест квашеная капуста, драники – совершенно не итальянская еда. Порезаный шпик, больше похожий на ветчину, завершал сервировку. Все очень напоминало картинки, призванные способствовать лучшему пищеварению, что висели в Союзе в каждой столовой. Если бы у моей мамы были возможности, ее праздничный стол выглядел бы именно так.
Только высоких бокалов я насчитал всего три.
— Хорошо, что ты приехал, Зак. Я готовился к встрече, видишь? — Уолтер показал рукой на своё обильное угощение. — Скучно здесь. Я, конечно, сознательно выбрал себе жилищем эти места, да еще в Зефелене… Знаешь, где это?
— В Швейцарии, — ответил Майцев. — Я же туда сначала позвонил, и ваша экономка, Уолтер, перенаправила меня сюда.
— Верно, в Швейцарии, на берегу Рейна, ровно напротив самой богатой страны мира – Лихтенштейна и ее столицы – Вадуца. Скучно мне, что здесь, что там, даже поговорить не с кем.
— Так за чем дело стало-то? Выбирайтесь в мир. Мы с радостью возьмем вас в консультанты на постоянной основе и деньгами не обидим.
Уолтер наполнил бокалы, потом посмотрел на нас, пересчитал и пошел к старомодному шкафу из темного дерева за четвертым.
Когда в каждом из четырех сосудов оказалось понемногу вина, Бильфингер сказал:
— Нет, довольно с меня. Да и нет веры уже ни во что. Если уж мои работодатели сложили лапки перед могущественным врагом, то кто такой я? Блоха. И чем дальше я спрячусь, тем спокойнее мне станет. Но вот поговорить я иногда люблю! Наверное, это старческое. За здоровье! — блеснул он ломаным русским.
Все пригубили понемногу вина, и над столом повисло странное молчание, какое бывает при встрече старых друзей, когда обо всем уже наговорились и нужно время просто посмотреть друг на друга, оценить перемены и понять, что ничего не возвращается и каждый новый миг жизни – новый.
— Не знаю, будет ли тебе интересна моя история во второй раз, — вдруг произнес Уолтер. — Да и Алексу будет скучно. Погуляйте по окрестностям, здесь есть на что посмотреть. Сделайте фотографии, будет что вспомнить.
Захар согласно кивнул и показал Алексу подбородком на дверь. Сам он в один глоток осушил бокал и, прихватив пару кусочков сыра, направился вслед за Вязовски.
— Когда я был молод и полон надежд, — начал разговор герр Бильфингер, — я хотел изменить мир. Сделать его справедливым и открытым. Как вы сейчас. А поскольку образование у меня было хорошим – Даремский университет – не Оксфорд и Кэмбридж, но и не “университеты из красного кирпича” и тем более, не “из листового стекла”! Дарем – это… Дарем. В общем, когда мне было двадцать четыре года и я обзавелся шапочкой магистра филологии, мне поступило предложение от старинного друга семьи поступить в секретную разведывательную службу – SIS, о которой до сих пор знают только профессионалы, которой нет в списке британских ведомств, а уж в те времена – перед смертью Сталина – о ней не знали и некоторые министры.